"Хозяин вдохновенья"

"Только дырявый горшок может пытаться стать человеком знания по своей воле.
Трезвомыслящего человека нужно затягивать на путь хитростью.
Найдется масса людей, которые с радостью захотят учиться, но эти не в счет.
Обычно они уже с трещиной.
Как пересохшая бутыль из тыквы, которая с виду в порядке, но начинает течь в ту же минуту, как только в нее наливают воду, и появляется давление.
Через минуту ее нужно вновь наполнять водой
".

                                                           Карлос Кастанеда

     

Великий вольнодумец говорит: сколько языков – столько ключей от одного замка.
Другой говорит: думаем об этом замке каждый в своей тюрьме.
Выйдешь из тюрьмы, и знание к тебе придет, откроются и языки.
Но по своей воле из тюрьмы не выходят, не так ли?

Сегодня мы читаем по-русски:

Олеся Николаева

Речь при получении Российской национальной премии «Поэт» (2006 год)

      О, какое же это искушение для поэта, когда он непременно хочет понравиться всем, отчебучить что-нибудь этакое, чтобы всех поразить! И чтобы все говорили: о, как он понравился нам своими новинками, этот поэт, как он удивил, как много у него всяких находок, диковинок и всего, всего!

      Но за такое тщеславное помышление наказывает поэта Податель энергий, Даритель слов, Хранитель имен. Он придерживает их у Себя и смотрит, как поэт справится сам.

      И поэт напрягается, аж дрожит, изо всех силенок старается, даже жила какая-то вдруг вылезает у него на лбу. Ничего, он думает, справимся: он же все-таки всякие штуки знает, потайные ходы – он и капканы может расставить, и силки для небесных птиц. Он и орешки выкрасит в золотое, содержательными такими ядрышками сплошь начинит, он и белочку пушкинскую, классическую, трогательную посадит с хвостом, он и мульку какую-нибудь ироническую вправит в текст, разными намеками наживит крючки!..

Но ничего-то, оказывается, он не может сам по себе: все выходит мертворожденным, выморочным. Ни дух у него не веет, ни огонь не горит. Белка безумная, заводная скачет и скачет в скрежещущем колесе...

      – Эх, – говорит бедолага, – где же былое мое дарование? Где дуновение живительного ветерка? Где катящееся прямо в руки то единственное словцо, а за ним – и еще, еще? Та единственная интонация, веселящая сердце, как хмель? Где свобода моя драгоценная – это дивное самовластие раздавать всему имена? Где тот плещущийся избыток сердца – моя любовь? Где любовь, возвращающая все похищенное у меня временем, воскрешающая все умершее, бессловесным призракам дарующая плоть, бытие, вдыхающая в них смысл?..

      И вот поэт потихонечку исправляется, избавляется от искушения, залезает поглубже в норку, осторожно выглядывает на белый свет, словно робко ждет известия, что ли, какого-то, почтальона вроде небесного с письмецом. Так сидит он тихо, чает, что ветер вдруг переменится и все оживет, запоет птичка, начнет витийствовать лес.

      И на этом притча сия про поэта заканчивается, но она и не басня, чтобы было в ней непременно моралите.

      И только о Самом Господине энергий, о Хозяине вдохновенья хочется еще говорить. Хочется обнаруживать следы Его присутствия в мире, дуновение Его уст. Этот легкий огнь, этот тонкий хлад...

Бродский в нобелевской речи утверждал, что поэзия – это явление языка. Вряд ли кто-нибудь станет с этим спорить. Да, действительно, явление языка, но не только. Поэзия – это, прежде всего форма энергии, словесная ее организация. Ибо язык гениального стихотворения может быть беден и банален. Вспомним Блока, творящего как бы «из ничего» – из движения воздуха, порыва ветра. Эти скудные его рифмы: пришла-нашла, бесконечные кровь-любовь, морозы-розы и очи-ночи.

      Прекрасное стихотворение может быть и вовсе косноязычным. Что стоит признание Пастернака: «А ты прекрасна без извилин»? Или вот это – еще хлеще: «Всем корпусом на тучу ложится тень крыла»? Да и собственно мысль в гениальном стихотворении может быть никакой. Что за мысль такая здесь вот, у Фета: «Я болен, Офелия, милый мой друг...»? Воистину «есть речи – значенье темно иль ничтожно»...

Итак, как отмечал у Достоевского еще сын Смердящей, для обыденного сознания «стихи вздор-с», речи «темны и ничтожны», где тень крыла ложится на тучу всем корпусом. Но все это прекрасненько даже может быть в поэзии. А вот каким не может быть прекрасное стихотворение – это лишенным энергийного образа.

      Ибо и само поэтическое слово – вовсе не номинально, а энергийно: в нем бездна бездну призывает... Его не отсечешь так просто от бытия, умертвив смысл. Оно – творит новую реальность, совпадая с ней. Оно – сбывается. Оно – пророчественно. Оно – царственно. Оно – вдохновенно. Оно – за пророков Исайю с Иеремией, и оно – против Пилата. Оно – за Платона, оно – за Сократа, и оно – против софистов. Оно – за царя Давида, за царя Соломона, наконец, за апостола Павла, и оно – против гностиков, против Цельса.

...Многие называют ее, эту энергию, звук: «В стихах есть звук». Но это – энергия.

      Многие называют ее музыкой: «Музыка стиха». Но это – энергия.

      Многие называют ее музой, подозревая, что у нее есть лицо. Есть у нее даже и «дудочка в руке». Но это – энергия.

      Кто-то говорит: теснота стихового ряда. Но это – энергия.

      Кто-то настаивает: это – драйв, драйв, пассионарность! Но это – энергия.

      Кто-то замечает: интонация. Но и это – энергия.

      Ушла – и нет ничего. Не докличешься, не подманишь и не заслужишь.

      А пришла, самовластная, – и вот уже сонм пророков сходит к нам с высоты, а пред ними псалтирь, и тимпан, и свирель, и гусли.

      О, этот таинственный энергийный образ – самовластная синтагма, не терпящая возражений, ритм, устремляющийся на борьбу с метром: драматизм, движение, дуновение, ветр, вихрь... Наконец, декламация, напоминающая пение, молитвословие, магию, Бог весть что... «Мы только с голоса поймем, что там царапалось, боролось»...

      Поэт на Западе – профессор, филолог. Поэзия – род литературной деятельности. Или – самовыражение. Или – психотерапия. А у нас поэт – пророк. Поэзия – служение, духовный подвиг. Оттого наш слух «чуткий парус напрягает». Ловит с неба искры Божьи, золотые энергии и швыряет в толпу, прожигает одежду, кожу. У нас «и Саул во пророках», потому что энергия – заразительна. Дуновение ее, дыхание... Дух Святой по-гречески будет «пневма» – дыхание, ветер.

      Воистину читаешь стихи – дух захватывает. А пишешь – и чувствуешь, как целый столп энергии извергается из тебя. Воздух вокруг наэлектризованный, напряженный, густой. Садился за стол одним человеком – поднялся уже другим. Душа легка и спокойна: в ней полный штиль, безмолвие, тишина... Остается лишь ждать, когда же опять ветер подует, заколеблется пламя, поднимется пыль на дорогах и пойдет волна за волной, за облаком облако, за словом слово, за дуновеньем речь...

       И потому не нам, Господи, не нам, но Имени Твоему даждь хвалу!

 

Ключ к сонету

Послушанием истине чрез Духа, очистив души ваши к нелицемерному братолюбию, постоянно любите друг друга от чистого сердца, как возрожденные не от тленного семени, но от нетленного, от слова Божия, живаго и пребывающего вовек. 1Петр 1:22-23

Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Мф. 5:44
 

     Say that thou didst forsake me for some fault,
     And
I will comment upon that offence;
     
Speak of my lameness, and I straight will halt,
     Against thy reasons making
no defence.
     
Thou canst  not, love, disgrace me half so ill,
     
To set a form upon desired change,
     As
I’ll myself disgrace, knowing thy will;
     
I will acquaintance strangle and look strange,
     
Be absent from thy walks; and in my tongue
     
Thy sweet beloved name no more shall dwell,
     Lest
I, too much profane, should do it wrong,
     And haply of our old acquaintance
tell.
         For thee, against myself
I’ll vow debate;
         For
I must ne’er love him whom thou dost hate.

Читайте в оригинале! Вживайтесь в текст.

Подстрочник даём, чтоб вы могли свериться, увидеть структуру фраз.

Такой перевод ни в коей мере не передаёт полноту оригинала.

     Скажи, что ты покинула меня за некоторую вину,
     И я отвечу на это преступлением;
     Скажи о моей храмоте, и я честно буду хромать,
     Против твоих аргументов не возводя защиты.
     Ты не можешь, love, обесчестить меня вполовину столь болезненно,
     Задавая рамки желаемому изменению,
     Как я сам себя обесчещу, зная твою волю;
     Я буду знакомство подавлять и выглядеть чужим,
     Буду отсутствовать на твоих путях; и на моём языке
     Твоё нежное любимое имя не будет больше жить,
     Чтобы я, слишком грубый, не сделал этого по ошибке,
     И случайно о нашем прежнем знакомстве не сказал.
               За тебя, против себя самого я поклянусь спорить;
               Ибо я никогда не должен любить того, кого ты ненавидишь.


Я просила отозваться на восемьдесят девятый сонет человека, понимающего, о чём идёт речь.

И он отозвался.

Василий написал:

  Кто любит так, сонет напишет свой:
  Ей поклянётся спорить сам с собой.
  Вести себя он станет, как чужой –
  Любовь к себе заменит ненавистью злой.

Кто-то покрутит у виска и скажет: "Бред!"

Однако не спешите, дорогие.

В Евангелие от Луки читаем:

"Кто идёт по Мне… и не возненавидит при том и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником". (Еванг. от Луки гл.14:26)

  Но сам человек, чтобы освободиться от привязанности к самому себе, должен претерпеть всё до конца, хотя поведение любимой и кажется ему странным.
  Не случайно же Бог сотворил Адаму помощника, соответственного ему.
  А называется это "невидимой бранью", которая идёт от сотворения мира.

  И напрасны споры о том, когда родился Сын Божий, потому что сказано, что он родился прежде всех век, свет от света. И рождается, и будет рождаться свет от света везде и всюду, круглый год.
   И только слепые этого не видят. Правда, Васенька?

А я прощаюсь с вами до следующей встречи.

 



Если вы впервые здесь и хотите познакомиться с остальными сонетами в свободном доступе,

заполните эту форму, и мы сможем сообщать вам о публикации следующих сонетов:





 

Поделиться: